Владимир Святославич (ок. 960 - 1015),

Интересные публикации→Ваши именные святые покровители

Крещение

Из всей совокупности данных крещение Владимира Святославича и его деятельность по христианизации Руси предстает как сознательный, целенаправленный выбор, обусловленный как личными религиозными исканиями князя, так и совокупностью внутренних (неудовлетворительность язычеством и в религиозном отношении, и в качестве государственно-консолидирующего идеологического фактора) и внешних (необходимость вступления Руси в семейство христианских держав) политических причин. История обращения Владимира Святославича изложена в ПВЛ под 986/987–987/988 гг. в виде «Сказания об испытании (или выборе) вер», частью которого является проповедь прибывшего в Киев к Владимиру Святославичу греч. проповедника, получившая в науке название «Речи философа». В «Сказании» повествуется о последовательном приходе к Владимиру Святославичу посольств от мусульман (волжских булгар – «болъгары веры Бохъмиче»), латинян («немьци от Рима»), хазарских иудеев (иудаизированных хазар?) («жидове козарьстии») и, наконец, из Византии, каждое из которых убеждает киевского князя принять их веру. По разным причинам Владимир Святославич отказывает первым 3 посольствам и благосклонно выслушивает пространную «Речь философа», который кратко опровергает учение мусульман, латинян и иудеев, сжато излагает ветхозаветную историю, ветхозаветные пророчества об отвержении иудеев и пришествии Спасителя, затем переходит к событиям новозаветным и, наконец, производит большое впечатление на князя, нарисовав перед ним яркую картину Страшного Суда. После чего Владимир Святославич по совету дружины отправляет собственные посольства «в болгары», «в немьци» и «в греки» (о «жидах козарьстих» на этот раз речи нет) «испытати... их службу». Побывав в мусульманской мечети, латинской церкви и на Патриаршей службе в Царьграде, русские послы возвращаются, пораженные красотой греч. богослужения («не свемы, на небе ли есмы были ли на земли»). В результате Владимир Святославич и дружина решают принять «закон гречьскии» еще и потому, что именно его в свое время приняла княгиня Ольга. Далее, в статье 988/989 г., следует рассказ о походе Владимира Святославича на Корсунь и крещении там.

Летописное «Сказание об испытании вер», включая «Речь философа», текстологически изучены недостаточно, чтобы дать вполне определенный ответ на вопрос об их источниках, времени их составления и соответственно их достоверности. Ясно, что в ряде моментов «Сказание» воспроизводит более или менее популярные литературные трафареты: ср., напр., эпическое предание о принятии хазарами иудаизма после прений между греч., иудейскими и араб. «мудрецами», письменно зафиксированное в разных версиях ок. сер. X в., или диспут о вере равноап. Кирилла (Константина) при дворе хазарского кагана, описанный в главах 10–11 Жития Кирилла (Константина). Картина Страшного Суда как катехизаторский прием присутствует также в визант. рассказах об обращении крестителя болгар равноап. кн. Бориса.

В то же время трудно сомневаться в том, что в традиционную литературную форму облечены припоминания о некоторых достоверных внешнеполитических контактах Владимира Святославича, имевших религиозную подоплеку. Так, в сочинении араб. писателя аль-Марвази (ум. ок. 1120) сохранилось уникальное известие, вероятно, хорезмийского происхождения (заимствованное потом персид. писателем 1-й трети XIII в. аль-Ауфи) о посольстве в Хорезм рус. князя, прозывавшегося (аль-Марвази принял имя князя за его титул) «Владмир» (у аль-Ауфи – «Буладмир»), с целью принятия им ислама (араб. автор анахронично относит это посольство ко времени после крещения Владимира Святославича и Руси). Имеются косвенные сведения и о связях Владимира Святославича в 982–983 гг. с герм. имп. Оттоном II, вследствие чего на Русь попадают медальоны с изображением Оттона и его супруги гречанки Феофано, венчаемых Христом. Эти данные позволяют думать, что летописец подверг радикальной литературной переработке достоверное в своей исторической основе древнерус. предание о выборе веры Владимиром Святославичем.

В процессе этой литературной обработки в «Сказание» была включена и «Речь философа», происхождение которой остается спорным. Так, А. С. Львов обнаруживал в ее языке западнослав. и восточноболг. черты, а потому считал, что она первоначально представляла собой самостоятельный памятник – переработанный слав. перевод визант. гомилетического сочинения, сделанный в Моравии в кирилло-мефодиевскую эпоху и попавший на Русь через восточноболг. посредство. Шахматов признавал, что в основе «Речи философа» лежит более древний летописный рассказ об обращении Владимира Святославича, являвшийся переработкой болг. повести о крещении царя Бориса. В то же время исследователь указывал, что в «Речи» имеются обширные текстологические схождения с Палеей в ее разных редакциях. И если сходство с Толковой Палеей можно объяснить зависимостью последней от «Речи философа», то Краткая Палея и «Речь» пользовались, по наблюдениям Шахматова, общим источником, в котором историк видел древнейшую рус. переводную хронографическую компиляцию – т. н. Хронограф по великому изложению. В таком случае «Речь философа» и «Сказание об испытании вер» в целом в их окончательном виде следовало бы датировать сер. 90-х гг. XI в.– временем создания в Киево-Печерском монастыре летописного Начального свода, предшественника ПВЛ. Дошедший в 2 списках XV в. греч. рассказ о Крещении Руси («Аноним Бандури», или «Бандуриева легенда»), в котором также идет речь о выборе вер Владимиром Святославичем между Римом и К-полем, вряд ли мог служить источником «Сказания», скорее сам будучи контаминацией ПВЛ и реминисценций слав. миссии равноапостольных Константина и Мефодия. Не имеет под собой исторической основы неоднократно обсуждавшийся в науке рассказ древнеисланд. Саги об Олафе Трюггвасоне (ум. в 999/1000), существующей в редакциях кон. XII–XIV в., согласно которому именно Олаф, крестившийся в Византии и приведший оттуда с собой некоего еп. Павла, убедил Владимира Святославича принять христианство.

В отношении обстоятельств и времени крещения Владимира Святославича в древнерус. источниках нет единства, что отмечал и составитель ПВЛ, сам придерживавшийся версии о крещении Владимира Святославиач в крымском г. Корсунь (по-гречески Херсонес): «Не сведуще право глаголють, яко крьстилъся есть в Киеве, и ини же реша в Василеви, друзии же инако скажють». Пространное повествование ПВЛ под 988/89 (6496) г. о крещении Владимира Святославича в Корсуни, получившее в науке название «Корсунской легенды», сводится к следующему. Решив с дружиной принять св. крещение, Владимир Святославич «иде с вои на Корсунь, град гречьскии», осаждает его в течение 9 месяцев и захватывает в результате предательства некоего Анастаса Корсунянина. После этого князь шлет послов в Константинополь, требуя отдать за него Анну, сестру визант. императоров Василия II и Константина VIII. Те, напуганные угрозами Владимира Святославича двинуться походом против Царьграда, уговаривают сестру выйти замуж за киевского князя при условии крещения последнего. Владимир Святославич отвечает согласием, Анна с группой священников прибывает в Корсунь. После этого Владимир Святославич поражает внезапная слепота, которая чудесным образом проходит после крещения князя местным епископом (по ПВЛ, в ц. свт. Василия, по Житию – в ц. св. Иакова), затем происходит бракосочетание князя с визант. царевной. Владимир Святославич с супругой, греч. священниками и Анастасом возвращается в Киев, где ниспровергает языческих кумиров и велит креститься киевлянам. К этому рассказу в ПВЛ присовокуплено наставление Владимиру Святославичу Корсунского епископа, состоящее из Символа веры, предостережения против «учения от Латын» и справки о 7 Вселенских Соборах, причем Символ веры содержит некоторые явно арианские формулировки («Сын подобносущен... Отьцу» ), происхождение которых до сих пор остается неясным.

Факт взятия Владимиром Святославичем Корсуня бесспорен, летописный рассказ приводит ряд связанных с этим аутентичных топографических реалий, но приурочение именно к Корсуни Крещения киевского князя вызывает определенные сомнения. Дело не только в том, что в более ранних, нежели ПВЛ, текстах, затрагивающих тему Крещения Владимира Святославича, о Корсуни ничего не говорится. Важнее, что во фрагментах древней летописи в составе «Памяти и похвалы» Иакова Мниха взятие Корсуни прямо датировано «третьим летом» после Крещения. Надо думать, древнейшая основа «Сказания об испытании вер» и «Речи философа», как догадывался Шахматов, и была тем рассказом, согласно которому Крещение Владимира Святославича произошло не в Корсуни, а на Руси (в Киеве, Василеве или т. п.) и хронологию которого воспроизвел Иаков Мних. В пользу такого предположения свидетельствует также наличие самостоятельных внелетописных редакций «Корсунской легенды», которые существенно отличаются от редакции, присутствующей в ПВЛ, и в еще большей степени, чем последняя, выдают фольклорное происхождение «Корсунской легенды». Таково «Слово, како крестися Владимир, возмя Корсунь», которое прямо (по мнению Н. К. Никольского) или опосредованно (по мнению Шахматова) отражает текст, первоначальный по отношению к летописному; таково более редкое Житие Владимира Святославича особого состава, согласно которому взять Корсунь помог не Анастас, а варяг (И)жберн; по взятии города Владимир Святославич убил «князя корсуньского и со княгинею», насильно овладел их дочерью, после чего отдал ее за Ижберна, которого поставил наместником в Корсуни, и т.п.

21.01.2010